Двенадцатидневная война (часть I)
После официальной приостановки боевых действий между Израилем и Ираном было справедливо выдержать некоторую паузу в текстах, дабы лучшим образом вынести ряд выводов из произошедшего.
Было бы заманчиво сказать, что Иран одержал верх в этом раунде: формально Тегеран не допустил развития наиболее негативных военных сценариев (связанных, например, с восстаниями и попытками свержения власти), продемонстрировал уязвимость Израиля перед ответными военными мерами и даже сохранил активы ядерной программы.
Однако это утверждение – ложь. Иран добился ряда тактических успехов, но проиграл войну, отказавшись от её продолжения.
На протяжении 40 лет иранское военное строительство опиралось на идею недопущения повторения сценария краха своего ближайшего соседа – Ирака. Иранцы, впрочем, воспринимали опыт Саддама Хусейна весьма специфично, акцентируя внимание исключительно на вторжении США в 2003 году и последующей оккупации Ирака. Все события до того момента ими игнорировались, и сейчас мы видим тому подтверждение.
После поражения 1991 года Саддам Хусейн не потерял власть – его режим был более чем крепок и устойчив, и просуществовал на протяжении следующих 12 лет. Мятежи военных жестоко подавлялись, оппозиция отсутствовала, более того – иракцы были готовы воевать вновь, что показала многолетняя партизанская война против американской оккупации. Проблема заключалась в том, что к вторжению 2003 года Вашингтон подходил последовательно и осторожно: вначале разгром иракской армии в Кувейте, затем десять лет санкций и эмбарго, и, что самое главное – легитимизация постоянных ударов по территории Ирака, которые шли на протяжении всех 90-ых под предлогом уничтожения «средств производства оружия массового поражения» (можно сказать, беспорядочные бомбардировки страны стали чем-то вроде привычки всех американских президентов того периода).
Что-то напоминает, верно? Ведь на пороге аналогичного сценария в данный момент находится и Иран.
Тегеран длительное время формировал набор военных активов, рассчитанных на ведение затяжных боевых действий. Точнее было бы выразиться, что этот набор активов представлял собой значимую угрозу для любого желающего вторгнуться в Иран, т.е. служил не столько средством подготовки к войне, сколько средством сдерживания. Тем не менее, все необходимое для того имелось: запасы вооружений, мобилизационный ресурс, защищенная инфраструктура (в т.ч. производственная, пусть и частично) и даже национальный и патриотический подъем у населения на фоне нападения.
Тегеран вполне мог позволить себе продолжение боевых действий, сохраняя паритет с Израилем. Возможности обороны воздушного пространства у обеих стран были весьма ограниченные, но вот возможности применения средств воздушного нападения – весьма широкие.
У ИРИ был шанс убедительной демонстрации своих военных возможностей, восстановления авторитета де-факто распавшейся «Оси сопротивления», привлечения сторонних инвестиций и помощи – но для этого требовалось вести войну. Проявлять твердость и жестокость, тем более что едва ли будущее Исламской Республики сулит ей некие светлые перспективы в условиях «мирного» времени.
Но, как только в Израиле стали осознавать все ужасы перспективы продолжения затяженых боевых действий... Иран фактически сдался, согласившись на немедленное перемирие.
Имея качественно сформулированную военную стратегию, способность переносить тяжелые удары, необходимые активы и преимущества для нанесения неправимого ущерба врагу, Иран проиграл войну, отказавшись ее продолжать.