Ровно 5 лет назад в возрасте 81 года скончался от рака профессор Стивен Прикетт - пожалуй, единственный англичанин, которого я могу отнести к числу своих непосредственных личных учителей. Прикетт был научной величиной мирового значения. Если перечислять все университеты мира на нескольких континентах, где он когда-либо работал или даже просто заезжал с чтением лекций, список занял бы не одну страницу (к слову, родился он вообще в 1939 г. в колониальной Сьерра-Леоне). Внушителен и список его книг - и изданных им сборников документов, источников, хрестоматий. Я приобрёл у самого Прикетта в своё время, пожалуй, самую известную его книгу, "Victorian Phantasy". Но и другие его труды заслуживают внимания не менее. Потом ещё пару раз он наедине беседовал со мной о тайнах неоплатонизма в Озёрной школе (Кольридж и Вордсворт), а его меткие замечания по разным вопросам запомнились навсегда. До сих пор трудно понять, почему незадолго до смерти, уже тяжело больной, он ещё раз сам написал мне на фейсбуке - ведь очно последний раз мы виделись года за четыре до того. Но он это сделал. Да, я сотрудничал с ним как пожизненным председателем Общества Джорджа Макдональда, из прежних лидеров которого большинства уже нет в живых, но дело не в этом. Платонизм я обсуждал и с Малькольмом Гайтом, например. Но Гайт - человек другого типа.
Прикетт же был уникален в своей эпохе и на своём месте. Будучи студентом, он успел лично послушать лекции К.С. Льюиса до его кончины в 1963 г., и для меня было шоком разговаривать лицом к лицу с человеком, который ранее разговаривал с самим Льюисом. Когда же Прикетт стал известным филологом, вся филология англоязычных стран в 1970-80-90-е годы была охвачена болезненной страстью интерпретировать классическую литературу - от средневековья до XIX века - в терминах концепций Фрейда, Юнга, франкфуртского неомарксизма и прочих ньюэйджевских безобразий. Прикетт противостоял этому как твердокаменный традиционалист, интерпретировавший христианских, консервативных, традиционалистских авторов именно исходя из их подлинных убеждений и картины мира, не натягивая их сову на глобус не родившегося тогда ещё Юнга, например.
Я пришёл к Прикетту уже достаточно подготовленным в плане истории британского традиционализма. Но он открыл передо мной некоторые новые акценты, обратил внимание на ключевую роль Кольриджа как посредника между средневековым (Эриугена!) и ренессансным (немецкая софиологическая мистика XVII века, кембриджские платоники, мартинизм) неоплатонизмом - и расцветом романтизма в XIX веке. Безусловно, преемники Кольриджа многое черпали прямо из живоносных немецких источников романтизма, например, Карлейль и Макдональд - у незабвенного Новалиса. Но фактор Озёрной школы и тайных доктрин Кольриджа сохранял влияние не только в викторианский век, но и в ХХ столетии, в век Инклингов, когда сам великий Барфилд посвятил Кольриджу целую книгу.
Жаль, что я не спросил Прикетта о том, каковы его познания в русской литературной и философской традиции. Слишком уж очевидны буквальные параллели между кольриджианским наследием и работами Соловьёва, Флоренского, Лосева. Но, по крайней мере, свои сведения о том, как Сергий Булгаков адаптировал кольриджианскую линию в русском "христианском социализме", я ему изложил.
Стивен Прикетт был одним из последних живых звеньев в золотой цепи истории традиционалистской мысли в англоязычном мире. Нет уже ни Килби, ни Рейлли, ни Карпентера, ни Колдекотта - других конгениальных ему профессоров. Может быть, даже к лучшему, что он не увидел при жизни того ада, который сейчас творится в Англии. Но он оставил нашему поколению драгоценное наследство в своих книгах и статьях, сформулировал основы традиционалистского направления в романтизме и романтическом мышлении. Это такой твёрдый фундамент, на котором можно непостыдно стоять и держать оборону доднесь.
